Мама купила мне велосипед. Я прыгал вокруг нее как ребенок. Да я и был ребенком шести лет. Немного оседлав свой восторг я отошел в сторону:
-Спасибо мама, как-то застенчиво сказал я.
Да, я никогда не был ласковым ребенком. Чтобы там обнять и поцеловать, прижавшись к ней. Никогда.
-И в кого ты такой неласковый, улыбаясь говорила мама.
-Ну мам,- я же ласков с девочками, меня даже Ленка вчера поцеловала.
-Эх ты,- обхватив мою шею и теребя мои волосы - ответила она.
Вырвавшись из ее объятий, сверкая пятками я бросился поделиться этой поистине радостной новостью с пацанами.
Как неумолимо бежит время. Казалось, еще вчера играли с ребятами в прятки, были разбойниками и казаками. Бродили, бегали беззаботными глазами погороду. Рассматривали прелести девочек в подъездах.
-У меня шоколадка есть. Вот так вот.
-Сереженька, а ты мне дашь половинку,- верещала Светка.
-А ты мне покажешь свою… ну ты знаешь…. ,- отвечал с полной серьезностью этого вопроса я.
-Ух ты!!!-лишился я половины сладкого какао.
-А потрогать можно?- застенчиво вопрошал я.
-Тогда вся шоколадка.
-Давай.
Прятки остались, но сейчас я уже прячусь не от Кольки из семнадцатой и не от Ленки из двадцать пятой. Прячусь от книг, от профессора нашего университета, также спрятавшего свой хитрый взгляд за толстым стеклом в костяной оправе, от проблем быта.
Уже и деревья кажутся не такими большими, и ноги, в этих смешных сандалиях, превратились в мужскую ступню сорок четвертого размера. Лишь какие-то воспоминания.
Помню лишь свои слезы. Мама сняла ремень со стенки.
- Мама, не надо.- Ну за что, они сами не отдавали свои игрушки.
Помню дядю милиционера, который к нам приходил, по поводу этого так сказать маленького проступка. У маленьких - маленькие проступки.
-Ну мама, за что?- голосил я на весь дом.
-Что же ты делаешь негодник?!
-Тебе мало игрушек?
-Я тебе в чем-то отказываю, в твоих прихотях,- кричала мама, меняя фразы с кожаным ремнем.
-Да как ты мог ударить по голове кирпичом Колю.
-А Лену? - Зачем ты ее тащил за волосы по всему двору? Это же девочка.
Я был заперт в комнате.
Ну да ладно, все уладилось. Все потом помирились: Эх детство.
Да, все изменилось. Все стало казаться с другой точки зрения. С более взрослой.
Дядя милиционер с усиками - стал ментом. Светка с Ленкой поменяли свои детские формы. Теперь уже не проходил шоколадный бартер. Да и мои желания возросли.
Мороженое с лиманадом поменялось на водку с пивом. Теперь за свои поступки я должен отвечать сам, самостоятельно. Взял академ, чтобы из универа не выгнали. Это как в том анекдоте:
-А ты что развелся то?
-Плохо что ли готовила?
-Да нет. За непосещаемость.
За все нужно платить. Платить самому. Вот в этом я не хотел взрослеть ни капли. Я взрослый, я решаю свои проблемы сам; я пью с кем хочу, я приду во столько, во сколько мне это заблагорассудиться.
Я взрослый настолько, что могу сказать без зазрения совести. Назвать ее на.
-Слышь, мать - дай мне пять сотен.
Дает. Иду на день рождения к Ленке.
-Когда вернешься?
-Не знаю мам. Может завтра вечером.
Пришел через два дня, не один. С Ленкой. Мамы не было дома. Сразу на кухню.
-Бля: Даже поесть не оставила. Сложно что ли. Поворачиваюсь к шкафу.
Записка: Я до вечера среды в командировке.
-Деньги в моей тумбочке. Целую. Не баловаться.
Пошел, нет, рванул со скоростью света в ее комнату. Глаза прокрутились - три семерки вместе с носом. Две штуки. Так-с. Сегодня суббота, полдень. По пять сотен на день. До вечера, до среды.
-Ленка,- живем.
-Привет мать. Как дела?
-Сам то как?
-Нормально все.
-Мам ты же знаешь Ленку. Так вот. Она теперь будет жить со мной, в моей комнате.
::. ?
Ленка появилась вовремя, выручила от ответа на ненужные вопросы.
-Так-с.
-Хоть вы и знакомы, вот мам - моя девушка.
-Здраствуй, наигранной улыбкой, поприветствовала ее мама.
-Здраствуйте, тетя Катя.
-Мам, мы гулять пошли.
-Когда придешь?
-Когда придем?- Ну: не знаю, но не жди. Может опять поздно.
-Нет мам,- она будет со мной.
-Все мам, я не хочу с тобой больше разговаривать,- сказал я закрывая дверь в свою комнату.
-Денег тебе?
-А за что?
-Мам, хорошь прикидоваться. Ты никогда не спрашивала.
-Нет мам.- Я не наркоман.
-Не дашь?!
-Хорошо.- Нет так нет.
-Я ухожу из дома.
-Покушай хоть на дорожку,- съехидничила мать.
-Да пошла ты, хлопнул я дверью.

Добавлено (30.11.2007, 18:13)
---------------------------------------------
Улица приняла меня потоками ливня. Мокро, холодно, хоть и лето.
Ленка дура. Что еще сказать. Да, мама у меня бывает немного резкой. Но зачем бежать от меня, тогда, когда мне больше всего нужна поддержка.
-Сама ты мама- дура.
-Хорошо.
-Да, да я пойду к друзьям.
-Все пока.
Куда-то сразу подевались те, кто называл меня своим другом. Когда я остался один, без денег, без крыши над головой, под которой всем и всегда так хорошо пилось пиво, съедалось множество бутербродов. Где все? Наверное, тогда я понял, что друзей не может быть много.
Ленка ушла: Увы. Не посчитав меня за грош. Все ушли. Я один. Да будет - вперед!
-Серега,- ты понимаешь,- мать приехала с отдыха,- отзвонил мне на телефон Ромка.
-Пля: опять движение сумки. Опять туда. В неизвестность.
-Привет.
-Привет.
-Ты что такая грустная?
-Скучаю.
-Я тоже.
-Лен, а я квартиру снял.
-Ага, работаю на Вднх, продавцом-консультантом.
-Зарплата какая,- с улыбкой повторяю ее вопрос. Ну на ужин при свечах хватит.
-Придешь?
-Позвони ближе к вечеру.
Как мне нравится, когда она улыбается. Как пахнут ее волосы. Как она смущается, когда я рассматриваю ее в душе. Все стало на круги своя.
Прошло пол года. Все в одинаковом темпе. Девушка, работа, съемная квартира.
Восстановился в универе.
-Алло девушка, да, я по объявлению насчет работы.
-Нет, незаконченное высшее.
-Не подхожу?
-Нет.
-Спасибо.
-Алло.
-Да, по объявлению.
-Нет, незаконченное высшее.
-Извините.
Что не говори, ученье - свет. Не всю же жизнь объяснять гражданам, чем отличается этот комбайн от этой прекрасной мясорубки. Без вышки никуда.
-Алло, Серега, здорово. Как дела?
-Здорово Ромка, да нормально все. Сам как?
-Может вечером пивка?.
-Ок. Давай.
-Да, Серега, давай только без девчонок.
-Ок.
-Все, на Первомайской в восемь.
-Да, четыре кружки.
-Мне мать твоя звонила, отхлебывая пиво,- говорит Ромка. Спрашивала, что да как.
-Ну и?
-А я что. Сказал все как есть.
-Сам ты дурак. Что тебе стоит. Позвони да помирись.
-И что?!
-Что, что. Скучает она, волнуется. Как никак, шесть месяцев тебя не видела.
Это твоя мать, понимаешь, твоя. Одна, единственная.
Напились.
-Привет.
-Здраствуй.
-Сереж, мне Ромка дал твой телефон, мобильный ты игнорируешь.
-Мам, оставь меня в покое. Что опять? Чем я тебе опять мешаю? У меня своя жизнь.
-Ты мне никогда не мешал и не мешаешь. Ты не забыл, у тебя завтра день рождения. Придешь?
-Нет мама. Все хватит.
-Прости меня, сына,- опустилась в голосе мама. Если я тебя чем-то обидела - прости.
Наверно я все-таки не совсем бесчувственный. Воздержался от грубостей.
-Ну что? Придешь? приедут.
-Посмотрим, мам.
-Можешь взять свою пассию.
-Пока.
Сколько раз слышал трель родного звонка. Сейчас все для меня как будто вновь. Испарина на руках и на лбу.
-Что ты нервничаешь,- поддевала меня Ленка.
Тру руки об джинсы. Нет бы поддержать, а она подкалывает. Молчу. Шелчок.
-Привет мам.
-Здраствуйте тетя Катя, с именинником вас,- поздравляет Ленка.
-Привет. Поздравляю тебя.
-Спасибо мам, с неохотой отдаваясь в ее объятия,- выдавливаю я.
Гости-родственники, выпивка, домашняя еда, приготовленная мамой, улыбки, поздравления - как же все это здорово. Опять воспоминания унесли меня куда-то в детство.
-Сереж,- сказала мама, выдернув меня из воспоминаний. Сегодня твое восемнадцатилетие. Ты стал уже взрослым, как я давно это хотел услышать, мама перевела дыхание. Хоть мы и живем раздельно, мне тебя очень не хватает.
Если я и была неправа когда-то, прости меня пожалуйста.
-Мам!
-Не перебивай сынок. Я не хочу чтобы ты слонялся где-то, и этим подарком, я выражаю свою любовь.
Звон стекла, присоединения остальных к тосту. Я развертываю коробочку с подарком. Ключи. Мама подарила, квартиру, на одной лестничной клетке, рядом, рядом с ней. Обвожу глазами гостей.
-Извините меня,- с комком в горле обращаюсь ко всем. Я сейчас,- выхожу на балкон. На глаза накатываются слезы. Скурив две сигареты, возвращаюсь.
-Спасибо мама,- как обычно сухо говорю я.
Переехали.
Заканчиваю третий курс, работа отличная, своя квартира, девушка, которую, как мне кажется, люблю больше всего на свете, полный достаток, что еще нужно в двадцать лет.
На протяжении двух лет почти и не общались-то с ней, так если только, по мелочам. Но я все равно знаю, что ей было приятно, зная что я под боком, рядом.
-Привет мам, есть что поесть- с голодным взглядом бежал я на кухню.
-А что, твоя не готовит?
-Мам, хорош заводить старую песню.
-Алло, Сергей,- это вас Евгения Николаевна беспокоит.
-Да, что случилось?
-Сергей,- мама в больницу попала.
-Что, что случилось?
-Когда скорая забирала, сказали что инфаркт.
-Алло, Николай Иванович,- это Сергей, мама в больнице, я прерву командировку.
-А что случилось?
-Я и сам толком не знаю. Позвонила соседка, сказала что скорая забрала с показанием на инфаркт.
-Да, давай, вылетай.
-Вы кем будете?
-Сын я.
-Я главврач, Сергей Александрович.
-Очень приятно, тезка.
-Да, инсульт.
-Это серезно?
-Да. Парализовало конечности.
-Сложно сказать сколько. Сейчас ей нужен только покой и уход.
Захожу в палату.
-Ей сделали укол снотворного,- говорит тезка. Надо, чтобы она хорошо выспалась.
-Привет мам. Проснулась. Ну не плачь. Все будет хорошо. Почему не можешь двигаться? От усталости.
-Что со мной. Сереж, скажи правду.
-Мам у тебя был инсульт , парализовало конечности.
-Нет мам, доктор сказал, что все можно восстановить. Физические процедуры.
Отдых. Свежий воздух.
-Мам, а давай на дачу махнем все вместе, сказал я вечером уже дома.
-Давай, только можно тебя попросить без Лены.
-Хорошо мам,- не стал спорить я.
В дверь позвонили.
-Здравствуйте Николай Иванович. Проходите.
Николай Иванович, одноклассник мамы, на данный момент директор банка, в котором я работаю. Опять спасибо маме, пристроила.
-Налей в вазу воды.
-Привет Катенька. Как ты?
-Да как. Сам видишь, но обещали что поправлюсь.
-Спасибо за цветы,- улыбнулась мама.
Я вышел на балкон, покурить.
-Серега,- прервал меня от моих размышлений Николай Иванович. Мама сказала, что вы на дачу хотите съездить.
-Ага, только ведь на работу надо.
-Ну, насчет работы ты можешь не волноваться. Поезжайте. Ей сейчас отдых нужен. Побудь рядом с ней хотя бы недельку.
-Спасибо Николай Иванович.
-Ладно, давайте, аккуратно там. Я к выходным заскочу. Да, кстати, поедем ко мне, я тебе кресло инвалидное дам. Жена умерла, а кресло осталось. А то сам знаешь, в наших больницах ничего не дождешься.
Договорился с Евгенией Николаевной, медсестра с тридцатилетним стажем, да к тому же наша соседка, будет присматривать за мамой, на время моих командировок.
-Лен, ты давай тоже, не ссорьтесь только. Ты же знаешь, маме сейчас нельзя волноваться. Заходи к ней почаще. Меня целый месяц не будет. Все, давай, мне в аэропорт надо.
Захожу в мамину квартиру.
-Да мам, на месяц. Это важная для нас поездка. Ну все, давай. Смотри аккуратно здесь без меня. И с Ленкой не ругайтесь, тебе нельзя волноваться.
-Не подходит она тебе.
-Мам, все, давай не будем. Я пожалуй как-нибудь сам разберусь. Ну все, я побежал. Целую ее в щеку.
-И тебе удачи.
Оставалось последнее совещание. Побрившись, спускаюсь в гостиничный кафе-бар, завтракаю. Какое-то непонятное ощущение внутри, в груди. Сердце сжимается.
-Алло, Евгения Николаевна, у вас все нормально. Как мама?
-Нормально все, не беспокойся. Спит она. Я только ей укол сделала.
-Да, сегодня вечером прилечу. Ну все, до свиданья. До вечера.
Как же долго тянулся этот месяц. Ну вот и все, последнее совещание окончено, мы получили этот кредит. Все, осталось только забрать из гостиницы вещи, перекусить и в аэропорт.
-Алло Сергей. Это Евгения Николаевна.
-Что, что случилось?
-У мамы был повторный приступ. Врачи не стали забирать ее в больницу,сказав, что передвигать ее очень опасно. Поставили капельницу. Сейчас вот только доктор уехал. Давление стабилизировалось.

Добавлено (30.11.2007, 18:13)
---------------------------------------------
-Спасибо вам, что позвонили. У нас нелетная погода, отложили рейс на три часа.
-Девушка, милая, ну может можно что-то сделать. У меня мама при смерти.
-Я сожалею молодой человек, но от меня ничего не зависит. Все рейсы отложили. Посмотрите погода какая.
Молча сижу в баре, пью, пускаю дым в потолок. Наконец-то объявляют рейс.
-Как это случилось?
-Сергей, не хотела говорить, но: Она сидела у окна, воздухом дышала, я подошла чтобы накрыть ее пледом, прохладно было уже, подъехала машина, а там: твоя Ленка с каким-то мужиком в машине целовалась. Машина как раз под фонарем стояла. Все видно было как на ладони. Она успела, мне и сказать только что: -Смотри Жень, я же говорю, не пара она ему, и, стала задыхаться.
Я переложила ее на кровать и в скорую позвонила. До их приезда укол сделала.

Открылась дверь и зашла Ленка.
-Здрасьте. Серега, ты что не мог позвонить,- улыбнувшись, спросила Ленка.
Встаю со стула, пощечина. Она падает. Хочу добавить, но Евгения Николаевна останавливает.
-Вон из моего дома. Вон, вон, плядь, я сказал. У тебя час, слышишь, ровно час, чтобы отсюда убраться.
Соседка схватила меня за руки: -Тише, успокойся, не буди маму.
-Мам, я опять обкакался,- из своей кроватки улыбался я.
Она беспрекословно брала и меняла мои пеленки, посыпала присыпкой, ласково говоря:
-Ах ты мой маленький засранец.
Сейчас проще. Сейчас даже памперсы для взрослых есть.
-Вот так. Вот мы и переодели тебя. Ну что ты плачешь? Не плачь, не надо.
После этого приступа она уже не могла говорить. Лишь какие-то шипяще-гортанные звуки.
-Мам, ну поешь немного,- подносил к ее рту я ложку. Нет мам, не отворачивай голову. Тебе надо сил набираться чтобы поправиться.
Ей было стыдно, когда я менял ей памперсы, постель. Из-за этого она отказывалась от воды, от еды.
-Мам, ну ты что в самом деле? Хоть ложку каши съешь.
-Кхшш, кхшш.
-Мам, а сколько ты за мной убирала, кормила с ложки, когда я болел. Что ты мне говорила:
-Ложечку кашки съешь и поправишься.
-Ну вот мам, молодец. Давай еще немного.
-Кхшш, кхшш.
Я смотрю на нее, заглядываю в ее глаза, пытаясь угадать, что она хочет.
Днем она все больше спит. Соседка не отходя дежурит около нее, несет свой дневной пост. Прихожу с работы, принимаю вечернюю вахту. Мне уже везде слышатся эти звуки - кхшш, кхшш. Быстро бегу домой. Заходят пацаны. Зовут пивка попить. Вежливо отказываюсь. Отсыпают травы. Иду на балкон. Забиваю, курю, чтобы хоть как-то отвлечься. Захожу в комнату. Все по новой. Кхшш, кхшш. Сейчас мам, сейчас. Переодеваю, кормлю.
-Да мам, сейчас телевизор посмотрим. Подкладываю ей еще одну подушку. Уже ее по звукам понимаю. Да мама, сейчас переключу. Какой-то сериал. Она их любит.
Заметная улыбка на ее лице. Она смотрит на эти картинки, а я на нее.
Боже, как ее болезнь изменила. Еще три месяца назад эта сорокадвухлетняя женщина вся дышала красотой. Румяное лицо, фигура. Я даже завидовал, своему директору, который пытался за ней ухаживать. Она была поистине красивой женщиной. Она так и не пересекла ни с кем свою судьбу после смерти отца.
Сейчас же одеяло скрывало тело скукоженной, морщинистой старухи. Кладу к ней на грудь свою голову, укрываясь ее рукой. Засыпаю. Снится детство.
-Ааа, мама больно,- орал я на весь двор.
-Что случилось, обнимая меня,- спросила мама.
-Я с дерева упал, показывая свои руки, которые были все в занозах,- плакал я.
Она меня уложила на кровать, смазала йодом ссадины. Я помню только ее руки, которые могли незаметно вынуть все занозы, погладив, убрать боль. Как же мне сейчас хотелось вытащить занозу из ее сердца.
Проснулся от шума телевизора. Осторожно встал, чтобы не тревожить маму. Иду на кухню, выпить стакан воды. Возвращаюсь, накрываю ее, наклоняюсь поцеловать. Холодный ветер, распахивая окно, врывается в комнату. Холодное лицо, с застывшей улыбкой.
Ночной ветер треплет волосы, дает забыться, успокоиться. Надышаться можно только ветром. Два дня на даче. С детства не переношу процедуры подготовки к похоронам.
Отпетые священником псалмы, плач женщин за моей спиной, горсть земли в руках. Последний путь.
-Серега ты идешь,- окликнул меня Ромка.
-Нет, вы идите, я побуду еще.
-Мамка твоя?- вывел меня из раздумий чей-то голос. Это были могильщики.
-Да.
Они присели рядом. Я разлил по стаканам оставшуюся водку.
-Меня Кузьмичом все кличут, а это дружище мой - Колян.
Помянули.
-А моя мамка вот, рядом покоится,- показывая рукой на соседнюю могилу, проговорил Кузьмич.
-А твоя?- обратился я к Коляну.
-Я ее не знаю. Я из детдома.
Помолчали. Колян сбегал еще за бутылкой водки.
-Давайте,- сказал я, наполняя стаканы, за всех живых матерей-здоровья им, и, за всех ушедших - пусть земля им будет пухом.
Я поднял к небу влажные глаза:
-Посмотри мама на этих славных детишек. Как ты и хотела: мальчик и девочка.
На мою жену, на этот залитый солнцем двор. Прислушайся. Ты слышишь? Шум волн, крики чаек. Это была твоя мечта, иметь домик на берегу моря, видеть меня счастливым. Посмотри же - я счастлив, только мне не хватает тебя.
Легкий ветерок качнул кресло-качалку. На секунду мне показалось, будто она сидела в нем и смотрела на все это такими же счастливыми глазами, как и я.
Солнце озарило землю. . Эх: Земляне.
Почему то вспомнились слова из книги Г. Г Маркеса Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник ".
Сто лет одиночества прошли. Я возвращался на свою родную землю. О которой я никогда не забывал и не забуду. На землю, где покоится прах матери.
Издалека заметил, покрашенную ограду, ухоженную могилу, свежие цветы на ней.
-Не обманул Кузьмич. Присматривает,- каким-то теплым чувством разлилось по телу.
Открыл калитку, зашел, присел на скамейку: -Здравствуй, Мама. Я дома.

ЗЫ. Человек! Подойди к двери. Позвони или постучи. Откроет женщина. Одна единственная, любящая тебя бескорыстно, без обмана. Это твоя Мать, понимаешь, твоя, единственная. Просто обними и скажи:
- Здраствуй мама. Я дома.

прислал alexandr, автор не известен

Добавлено (30.11.2007, 18:14)
---------------------------------------------
В разделе на главной странице новый рассказ) Читаем)))

Добавлено (04.12.2007, 14:12)
---------------------------------------------
Где-то на первом этаже ГУМа играл джаз, и ходили маленькие люди. Магазин готовился к закрытию. Над столиков, где я сидела, в ресторанчике «Сбарро» тускло мигала лампочка, вторя движениям ручки. Почему-то я почувствовала здесь необыкновенную, французскую атмосферу. Фонтан уже не работал, а за место этого над ним возвели металлические арки, увеяные цветами. Увы, искусственными. Сегодня в моей жизни возник ещё один мужчина, который хотел того, что хотели они все от меня. Этого мужчину я впустила в свою жизнь, но надолго ли? Он -знакомый, дальный друг. Не больше.
Не желая разрушать сказочно-грустное настроение, я спустилась всё же на первый этаж. Да, украшения действительно искусственные. Но не цветы, а листья, осенние листья: зелёные, жёлтые и красно-желто-зелёные.
На улице уже было холодно, но меня удивительным образом грел белый цвет моей одежды. Эстетичные витрины магазинов притягивали взгляд, но отталкивали человека холодностью. Почему-то именно сегодня я вернулась туда, где встретила Светлый Образ. Наверно, в надежде увидеть его вновь. Но, увы… Скорее всего, я потеряла его на всю жизнь.
Холодно. Москва оделась в ночные огни, но людей на улице мало, никто не хочет покидать тёплые квартиры, ведь завтра - октябрь.
Холодный гул курантов, как нож по сердцу. Вот и ещё ближе стала осень. Пусть на мгновение, но ближе. Уже появилось и полностью золотое деревце среди ряда зелёных. Увы, Красная площадь мертва, от неё не чувствуется жизни. Центр нашей Родины, её сердце- это родная земля, которая ещё отдаёт летнее тепло.
Купола Василия Блаженного напоминают рисунок из детской раскраски, но величия не потеряли. Они не могли потерять то, что уже умерло. С годами, с Красной площадью.
Слева пьянящее тепло дорогущей гостиницы. Там люди, деньги, азарт, виски… Всё как в Америке, но только не жизнь. Так, существование.
Усмирённая, грязная Москва-река даже отказывается отражать огни этой Москвы.
Среди всего этого современно-бетонного, замечаю кусочек чистоты: церковь на левом берегу. Оттуда льётся тёплый, добрый свет, но мне туда просто не надо. А внизу бессмысленный поток машин.
Не знаю, поймёт ли меня кто-нибудь, но пальцы превратились в крылья бабочки. Они парят ручкой по бумаге не останавливаясь. И машины за моей спиной не тормозят ни на секунду. Я стою в центре моста и наслаждаюсь убийственно-холодной красотой ночи. Московской ночи. Я живу в этом городе всю жизнь, но до сих пор чувствую себя здесь чужой.
Люди непонимающе смотрят на меня: как можно в наш компьютерный век столько писать? Наверно, я родилась с ручкой или карандашом в руках. Смог закладывает уши, нос, глаза, горло. Ноги сами собой бегут к метро, отмеряя шаги. Раз, раз, ближе, ещё…
Прохожу мимо живого. Это обычные, уличные рабочие с мизерной зарплатой, но громадным, тёплым и добрым сердцем. На меня нацелил свой взгляд продавец шапок, принимая за иностранку, но он не знает, что мне это не надо. Я – русская. Хочется прокричать: «У меня уже есть ушанка. И телогрейка с валенками». Я не успела что-либо сказать, как он всё прочитал в моём взгляде. Его глаза вдруг стали несчастными, руки опустились, и он отошел. Может, я родилась не в той стране? Даже не в том мире? Но я знаю, что никогда не покину это всё по доброй воле. Я его люблю, это мир.
Большие дяди охраняют большие и презентабельные машины для своих закомплексованных, несчастных хозяев. Всё чаще за рулём мелькают молодые лица, отягощенные старостью. Старость- это деньги. И чем их больше, тем она ближе, жизнь бессмысленнее.
Я заметила, что движение действительно есть жизнь. Если останавливается человек, то останавливается ход мыслей. Человеку просто необходимо что-то делать, чтоб оставаться живым. Это может быть элементарным морганием или дыхание, но это позволяет нам жить.
А ещё люди однотипны на первый взгляд, но неповторимы внутри. Нигде нет таких людей, как на земле. Даже в космосе. Там апатия. Нет ничего: температуры, эмоций, жизни и движения. Это всё появляется только с приходом человека.
Она спала на скамье напротив, облокотившись о плечо подруги. Она знала, что такое жить- брать максимально полезное, приятное и совершенное от всего и каждого. Не теряя ни минуты, она погрузилась в фантазии, называемые сном.
Леденящая тишина подземного муравейника. В течении нескольких минут только тихий рокот людских голосов, а потом мёртвый голос. Как гром, он обрушивается на человека, наводя в мыслях абсолютный абсурд. Что это? Это мы- люди с планеты Земля.
Рядом со мной было две жизни в одном теле. Даже не каждый человек может так: дать жизнь себеподобному. Но каждый может её взять. По крайней мере, считают, что у них есть на это право. Даже если это жизнь только зародилась, женщина спокойно идёт и убивает её с помощью сообщников. Раз, и больше нет. Все довольны, все счастливы, кроме умирающей души не рождённой жизни.
Поезд остановился, и люди начинают постепенную панику. Они оглядывают друг друга, выискивая среди русских лиц не своё лицо. Всё, поехали! Напряжение и тревога, зародившиеся в голове, резко упали в живот. Вот где источник, гасящий мысли.
Я пытаюсь найти связь с этим миром, и вижу аж три деления и четверть батарейки. Холод стал моим проводником, я вернулась из вне, из параллельности.
Маршрутчик даже не смотрит на дорогу, повторяя отточенные днями движения. Он думает о том ,как там сын в армии. И что дочь никак не может найти работу. Он тоже человек с большим сердцем. Услышав мои слова благодарности, смотрит, как на седьмое чудо света.
Бежать, быстрее, в стены, под крышу, к НИМ. ОНИ меня любят и понимают, поддерживают и оберегают, советуют и советуются. ОНИ всегда будут любить меня, не зависимо от причёски или рода занятий. ОНИ – МОИ ЛЮБИМЫЕ РОДИТЕЛИ!!!

Добавлено (07.01.2008, 01:52)
---------------------------------------------
Грустная
история одной жизни и смерти.
Мальчик
родился в обычной семье, где был один ребенок. Этим ребенком был я. Мне было 10
лет, и мне было очень интересно, что за кроха появился у нас дома.
- Ну и как мы его назовем? - Спросила меня
мать.
- Странный вопрос, - ответил я, - конечно,
Валеркой!
Мама больше не спрашивала меня ни о чем.
Так моего брата стали звать просто и незатейливо.
Отцы у нас были разные, фамилии
соответственно, тоже, но это совершенно не мешало нам обоим.
Брат вырос на моих руках. Он был
послушным, улыбчивым ребенком, который как все дети временами шалил и
баловался.
Я как старший брат и единственный
воспитатель ему многое прощал. Прощал даже то, за что попадало мне.
Брат рос любимчиком в семье, и любили его
за умение радоваться жизни и весело, озорно смеяться.
За его улыбку и смех ему можно было многое
простить.
И его прощали. Прощали за все. Всегда.
Хотя он особо и не шалил. Не больше чем остальные дети мы видели от него
проказ. Даже меньше. И если у него проходила какая-то проказа, то он жаловался
от души, и смех его был таким заразительным, что я смеялся всегда вместе с ним.
Смехотунчик так звала его мать.
Он оправдывал свое прозвище и был душой
семьи.
Позже, когда он вырастет, то где бы он ни
был, он был душой компании и коллектива. Где бы он ни был, если там был Валера,
то люди умели отдыхать, улыбались и весело шутили.
Было в его смехе и улыбке что-то доброе и
завораживающее.
Он сам это знал, и поэтому с возрастом,
помудрев улыбался более закрыто, и как-то так сдержанно, и с некой долей
извинения. Как бы улыбаясь и извиняясь, за то, что улыбка его может вызвать
ответную улыбку у собеседников.
За это его все любили. Всегда. За добрую,
открытую душу. И умение улыбаться так завораживающе, что все окружающие не
могли удержаться от улыбки.
Когда он был совсем маленьким я его иногда
вольно или невольно обижал.
Он был меньше, худее незащищеннее, и
всегда было жалко, если так иногда случалось.
Обид он не держал почти никогда. Был добр
просто невозможно. Иногда ему это мешало.
Как-то раз мне было семнадцать лет, а ему
соответственно семь лет, мать дала мне "боевое задание" - накормить брата
манной кашей.
Что может быть проще? Что?
Но брат уперся, не буду, есть я эту кашу и
всё.
Я и уговорами и сказками, и по-плохому, и
по-хорошему.
Он рот закрыл и всё.
А мне как на грех на свидание нужно идти.
Час его кормил, уже время меня поджимает, а он все не ест и все. Хоть что ты с
ним делай!
разозлился я на него.
- Ты понимаешь, - говорю, - меня девушка
уже ждет. Я не могу опаздывать. Давай кушай, пожалуйста, братишка.
- Не буду, говорит, я есть эту кашу. Не
нравится она мне. Я её уже сегодня ел.
- Брат, родной, меня мать из дома на
свидание не выпустит, если я тебя не покормлю. Съешь ты эту кашу.
- Не хочу!!!
Озлился я на него. Идти уж надо. Опаздываю
уже...
- не хочешь по-хорошему, будешь есть
по-плохому.
- Не буду!!!
- Брат, я тебя предупредил. Кашу если не
будешь есть, она вся будет у тебя за шиворотом.
- Не хочу я эту кашу!!!
тут уж терпение моё лопнуло. Каюсь, взял я
ложку и несколько ложек каши положил ему за шиворот.
Каша была теплая, но липкая, и совершенно
неприятная по ощущениям. Сволочь я был последняя после этого. Но тогда эмоции
взяли верх.
- Ну что, - говорю - будешь есть? Или вся
каша окажется у тебя за шиворотом?
И пока брат не успел опомниться, я быстро
скормил ему всю эту несчастную манку. Потом умыл его. А самому стыдно, хоть
плачь.
Слезы из глаз катятся, к горлу комок...
По-щенячьи он так жалобно на меня
посмотрел...
Так мне его тогда было жалко.
Знал я, что был не прав. Но поступок уже
был свершенным.
Эту обиду брат не забыл на меня до самой
своей смерти. Хотя и просил я прощение за эту обиду, но на душе до сих пор
гадко.
Часто мы совершаем необдуманные поступки,
за которые позже горько раскаиваемся.
и все наши просьбы о прощения и мольбы простить
наши грехи совершенно не в счет.
Дело сделано, судьба записала поступок в
твой реестр дел, и от этого никуда не уйдешь, чтобы ты потом не говорил и как
бы ты себя сам не оправдывал.
Тебе может быть мучительно больно потом, и
стыдно...
Но, увы, ты уже ничего не можешь изменить.
Брат хорошо учился в школе. Он был всегда
примером для сверстников. Причем, та теплота, и доброта, что лучилась от него,
невольно передавалась и его друзьям.
Он умел прощать.
И лишь в душе своей он не всегда был
счастлив, про что, впрочем, предпочитал молчать.
Сверстники его любили. Меня всегда это
поражало в нем. Он мог ничего не делать, просто улыбнуться чисто и открыто, и
его любили и уважали за эту его доброту и открытость.
Как-то однажды мама дала ему старый,
стеклянный шприц. Странная игрушка для ребенка. Но Валерка нашел и ей
применение. Он набирал в неё воду и использовал шприц как пистолет. Причем так
ловко, что через какое-то время вся окрестная детвора бегала со шприцами о
брызгала друг друга.
Водяных пистолетов в то далекое время не
было в помине.
Он был горд и счастлив, что придумал такую
веселую игру. В играх сверстников он был кем-то вроде судьи.
и тут пришел с работы я. Усталый, злой и невыспавшийся.
- Посмотри, брат, что у меня есть!!! -
Радостно подскочил ко мне Валерка, показывая шприц.
Я повертел в руках старенький шприц, и ...
сломал его.
Нечаянно. Так уж у меня получилось.
Брат мой словно окаменел...
Напрягся как-то весь, а потом обмяк как-то
сразу. Взял сломанное оружие дворовых стычек, повернулся ко мне спиной, и пошел
от меня прочь, только слезы блеснули у него на глазах.
- Брат, постой, нечаянно я. Понимаешь, не
специально я. - Пытался оправдаться я.
-
Уйди от меня!!! - Выдохнул он. И столько в голосе его было отчаяния и боли, что
у меня руки опустились, и в голове такой звон пошел, словно сделал я что-то
такое ужасное, что ничем уж не исправишь.
Потом он лет через двадцать вспомнил эту
историю и рассказал мне её.
-
За все детство я обиделся на тебя всего два раза. - Сказал он мне как-то раз. -
Ты был тогда сильно не прав.
-
Прости меня, Валерка, если сможешь.
- Да я давно тебя простил. Просто тогда
так обидно было, ты не представляешь себе.

Добавлено (07.01.2008, 01:52)
---------------------------------------------
Когда он подрос и превратился в
симпатичного подростка, то характер его изменился до неузнаваемости. У него
появились какие-то комплексы, и какая-то скромность, несвойственная ему ранее.
Скромен он был необычайно.
Доходило до того, что я учил его
знакомиться и общаться с девушками. Разговаривать с ними, ухаживать за ними...
Сам он при этом менял на лице все цвета
радуги.
Скромность его перебарывала его доброту.
Он стал меньше улыбаться, стал более закрытым. Стал стесняться своей доброты.
Боялся, что над ним будут смеяться и высмеивать его за это.
Хотел пойти в армию. Мечтал служить в
десантных войсках.
Даже до армии пошел заниматься парашютным
спортом, чтобы быть подготовленным солдатом.
Небо просто манило его.
Что он чувствовал, когда летал?
Теперь его уже не спросишь об этом.
Отслужил он, как и хотел в ВДВ. Армия ему
понравилась порядком, строгостью и своей правильностью.
Это он сам так говорил.
И поэтому, когда началась война в Чечне,
он пошел на войну добровольцем, контрактником как их тогда называли.
- Брат, ты что, с ума сошел? - пытался я
его остановить, говоря с ним по телефону.
- Ты ничего не понимаешь! - Спокойно отвечал
он. - Если не я, то кто? Пацаны, что пороху не видели? Уж лучше я.
- Брат, береги ты себя, ради Христа, там.
Ладно?
- Это уж, братишка, как получится. -
Сказал он мне и повесил трубку.
А потом целый год мне писал письма:
"...Все у меня хорошо. Сидим на горе,
загораем. Все у нас спокойно. Я тут сварщиком, мол, работаю".
А потом, когда ехал на дембель прочитал я
его личное дело случайно. Вышел он куда-то. А мне эти его бумажки попались на
глаза.
В графе воинская специальность было
написано: "снайпер". Еще ниже карандашиком "убито 100 человек".
В графе награды было написано коротко и
лаконично: "трижды представлялся к званию "Герой России".
Я стоял как вкопанный и не верил своим
глазам.
Тут подошел брат, и отобрал бумаги.
- Что застыл? Прочитал? И давай больше не
будем про это говорить, ладно?
Позже я его попытался разговорить.
- Что ж ты, Валера, сказки из армии мне такие писал?
- Да не хотел я тебя волновать понапрасну.
Зачем?
- Что значит зачем, брат?
- Зачем писать о войне? Волновать зря. Всё
нормально. Я вернулся. Я жив.
- Ты может быть, что-то расскажешь?
- А ты, побывав на войне, много
рассказывал? Нет? Так что ж ты от меня хочешь?
- ладно, ответь мне на один вопрос. Почему
тебя не наградили?
- Знаешь, брат, дерьмо случается в этой
жизни. На этот вопрос отвечу. Понимаешь, нас контрактников там называли
контрабасами. И считали, что награждать нас не надо. Типа и так им деньги
платят.
На этом тот наш разговор был и закончен.
Через какое-то время я спросил его:
- А что, правда, что ты сто человек убил?
- Не знаю. - Честно ответил он. - Я не
подходил к каждому и не спрашивал, жив он, или нет. Но вообще мне неприятно
говорить об этом, прости.
- Я всё понял, больше не буду спрашивать
ни о чем. Но объясни мне одну вещь, почему запись об убитых стоит карандашом?
- А ты сам подумай! Чтобы стереть можно
было резинкой надпись. Понял?
- Ты что опять туда собираешься? -
Ужаснулся я.
- А как же! Воевать должны настоящие
мужики. А я мужик!
Долго я его уговаривал не ехать больше
никуда.
Была у него жена. Любил он её больше
жизни. Когда рассказывал мне про неё, у него даже выражение лица менялось.
Светлее он как-то становился. Лучше. Уж не
знаю, говорил он ей о своих чувствах, или скромно молчал, предполагая, что жена
и так всё сама знает. Но когда говорил мне о ней, наполнялся такой безграничной
любовью и заботой, что не заметить этого было нельзя.
в моих уговорах его жена и была последним
козырем.
Обещал он мне в Чечню больше не ездить.
Знал я, что слово он своё сдержит.
Такой человек он был. Что если раз слово
давал, то держал его до конца. Чтобы ни случилось. При любых обстоятельствах
держал слово. Обязательный был человек.
Однажды случайно в поезде я случайно
встретил парня, который служил с братом в Чечне.
- Мужик он был правильный. Просто делал
своё дело и все. - Рассказывал ветеран. - Говорить не любил. Как-то раз попали
мы под обстрел. Ну, кто куда. Большинство бегом сломя голову бежать. А по нам
прицельно так еще кто-то бьет. У всех паника. А он просто выбрал позицию, и
стал стрелять. Огонь весь перешел на него. Мы тем временем очухались, и потом
отбились. Если бы тогда не он, всех бы могли нас положить. Вот так вот.
Разговоров о Чечне Валера не любил.
Все рассказы о Чечне касались кормежки и
быта. Кормили неважно, но он не жаловался. Только когда приезжал в отпуск,
спросил у жены:
-Вы каждый день так едите?

- Как? Так? - Удивилась она.
- Вкусно. - Ответил брат.
- Не знаю, по-моему, обычно. - Ответила
супруга.
- А нам в армии почти каждый день трубы
давали с дельфинами.
Супруга поперхнулась пищей.
-
Вы что настоящих дельфинов ели?
- Конечно, нет. Это солдатский юмор. Так
мы макароны называли с килькой в томатном соусе.
-У меня вот осталась банка каши из
солдатского пайка. Хотите - попробуйте, как нас там кормили.
Попробовали мы тогда ту солдатскую пищу. И
вдвоем больше четырех ложек не осилили.
Несъедобная была та каша. Резиновая
какая-то с жутким вкусом.
После приезда с войны брат долго не мог
привыкнуть к постеленным белым простыням.
Отвык спать в нормальных условиях после долгого
существования в походных условиях. Спать приходилось в одежде, да еще клопы
мучили. Спать не давали. Кусали так, что не заснешь.
Кто-то скажет - подумаешь мелочи, какие!
Может быть и мелочи. Но из таких мелочей и
состоит вся наша жизнь.
Он как настоящий солдат никогда не
жаловался. Просто иногда что-то всплывало в памяти, и он это просто
рассказывал.
Рассказывал с юмором и улыбкой. Что, мол,
так, оно и должно было быть.
Потом была служба в Югославии во времена
конфликта между сербами и боснийцами, и еще бог его знает кем. Воюющие стороны
как-то быстро успокоились, когда наши ввели туда войска.
В Югославии он прослужил год.
Воспоминания об армии были самые теплые.
Отслужив, побывав на войне, он очень
изменился внутренне. Стал более зажатым, и каким-то более серьезным.
Морщины легли на его ясное чело, сразу
состарив его...
После армии работал сварщиком. Никому
никогда ни в чем не отказывал. Жена часто жаловалась - приходит ночевать
только. То одному надо помочь, то другому.
Так проходила вся жизнь. Просто и
незатейливо.
Жил Валера так, как будто жить и жить ему
долго и счастливо еще лет триста.
Ничего героического в обыденной жизни не
совершил Валера, просто жил, не совершая зла, и делая добро, как мог.
Это просто и легко, когда ты живешь и
творишь добро. При этом совершенно не важно кто ты и чем занимаешься. Изменить
этот мир невозможно. Но когда каждый не будет, как минимум делать зла, мир
станет лучше.
А брат зла не делал никому и никогда.
Сколько я не говорил с людьми, знавшими его, никто не мог вспомнить такого. Все
говорили о нем как о добром душевном человеке.
Город Боровичи Новгородской области, где
он жил, небольшой, население всего 70 тысяч. В городе большинство знает друг
друга, никуда не скроешься, всё на виду.
Однажды родственники жены попросили
сварить Валеру сварить для местных детей качели. Вроде бы проще было отказать.
Но он приволок материал с работы, сварочный аппарат и сварил ребятам качели. И
не за деньги, а просто так, от всей души.
Двор был большой, а никаких развлечений
для детворы не было. Город маленький, бедный, тут не до детей.
Так дети потом в очередь становились,
чтобы на качелях покататься. Так и получилось в его жизни, что не качели он
сварил, а памятник себе. Все жители окрестных домов после смерти брата стали
называть эти качели памятником Валере Десяткину.
Но тут случилась одна история, которая как
пуля влет оборвала его молодую жизнь.
Поехали они со знакомыми на рыбалку.
Поехали вчетвером. Да только в живых осталось только двое.
Что случилось точно знают оставшиеся в
живых. Знают, но молчат. Или врут, отводя глаза.
А было все примерно так. Втроем поехали
ставить сети. Одним из них был брат. Было это 16 октября 2004 года в
Новгородской области около деревни Сутоки.
Знакомый его, что был вместе с ним в
лодке, Жданов Сергей, упал за борт. А мой брат стал его спасать. Двое оказались
за бортом лодки на озере. Лодка черпнула
воду, и стала наполняться водой. оставшийся в лодке откровенно струсил,
приналег на весла и поплыл к берегу. На работе этого спасшегося звали
Чепуховедом. Уж не знаю почему, но эта кличка прикрепилась к нему наглухо.
Брат мой плавал хорошо, мы с ним вместе
Волгу переплывали. Это в две стороны 3 километра, плюс течение. Один он бы
выплыл. Несмотря на холод и темноту.
Но бросить своего товарища, тонувшего в
воде? он не мог. Поэтому боролся за его жизнь до конца.
Но не смог сберечь и свою, утонув вместе с
ним.
Чепуховед остался жить. Главное это ведь
жить, правда?
А ребята, которым он мог помочь, но не
помог, утонули. Утонули просто и жестоко. Они до последнего кричали ему:
-
Чепуховед, вернись, помоги...
А тот не помог. Просто испугался.
Бог ему судья. Хотя на войне таких свои же
стреляли.
А брат мой Десяткин Валерий Юрьевич, мог
поступить так же? Бросив тонувшего товарища в воде.
Но бросить он его не мог.
Просто физически не мог.
Хотя его никто никогда бы не упрекнул в
этом.
Он боролся до конца за жизнь друга.
Но сил просто не хватило.
Вечная память, тебе, брат.
Если бы я воспитал его более эгоистичным -
он был бы сейчас жив.
Смерть забирает часто самых лучших.
Увы, с этим ничего не поделаешь.
Когда я ехал к нему, зная, что он утонул,
в купе вошел парень, провожавший свою тещу. Он помогал ей принести вещи. Прощаясь, она сказала зятю:
- До свидания, Валерочка!
Из глаз моих брызнули слезы. При жизни я
ни разу его так не назвал...
Послесловие:
Просьба: знавших моего брата, Десяткина
Валерия Юрьевича писать мне лично по адресу: mak_ivor@mail.ru

Добавлено (27.01.2008, 02:51)
---------------------------------------------
Ко мне в Нью-Йорк приехал в гости из Израиля брат со своей семьей. Мама решила показать детям, как празднуют Christmas (Рождество) в Америке. У нас уже сложилась традиция посещать центр города и разглядывать витрины, которые в эти дни представляют собой сказочную зимнюю страну, где живут двигающиеся, как живые, фигурки рождественских героев.
Брата, раввина, беспокоило, какой будет реакция его пятилетнего сынишки на рождественскую перегрузку. Он попытался объяснить ребенку, что мы, евреи, не празднуем Christmas.
- Это превосходный праздник, - говорил он, - но не еврейский. Христианский религиозный праздник. У нас, евреев, нет праздника Christmas, у нас есть праздник Ханука, который отмечается примерно в то же время. Брат представлял себе, что ребенок может трогать елки и фонарики в торговом центре, тревожила его мысль и о Санта- Клаусе.
- Все дети в магазине ждут толстого мужчину в красном костюме, - предвидел он. - Они будут забираться на него, говорить ему о своих пожеланиях, подарках, которые хотели бы получить, фотографироваться с ним. Санта Клаус как бы сказочный персонаж, но он - рождественский персонаж. Мы можем наблюдать за ним, но не должны принимать от него подарков.
- Где же он все-таки живет? В магазине или в книжке? - интересовался мальчик.
- Он перемещается по кругу, - последовал ответ.
Брат не учел того, что у нас обоих, у меня и у него, сохранились фотографии, где мы, когда были детьми, запечатлены вместе с Санта Клаусом. Задолго до того как стать раввином, он в детском саду даже участвовал в пышном рождественском представлении.
Итак, моего маленького племянника отлично "подковали". Отправляясь в центральные магазины, он твердо знал, что Санта Клаус не для него.
Естественно, дети там стояли в длинной очереди, чтобы посидеть на коленях у Санта Клауса. Наш мальчик, и не помышляя становиться в эту очередь, не мог противиться желанию хотя бы понаблюдать за происходящим. Словно скользя, он делал шаг за шагом и незаметно для себя приближался к другим детям, не имея, однако, намерения присоединиться к ним.
Но Санта-Клаус обратил внимание на одинокого ребенка, движущегося по течению в магазине. Возможно, он заметил желание в его глазах и, не исключено, разглядел кипу на его головке. Скоро он помахал ему рукой и спросил:
- Почему ты не в очереди, малыш? Тебе не хочется посидеть на коленях у Санта-Клауса?
- Мы - евреи, - пояснил мальчик.
- Я вижу.
Племянник подошел ближе и продолжил:
- Мы не празднуем Christmas. У нас Ханука. Это не то же самое, но примерно в то же время.
- Откуда ты? - спросил Санта-Клаус.
- Из Израиля.
Тут Санта-Клаус заговорил… на иврите. Выяснилось, что он недавно вернулся из Иерусалима, где два года учился в иешиве. Конечно, учителя молодого человека не были бы в восторге от его костюма и занятия, но он очень нуждался в деньгах, а это была единственная работа, которую ему, толстяку, удалось получить. И к тому же, веселая.
Не знаю, что подумали другие дети о мальчике, который по приглашению самого Санта-Клауса нарушил очередь и на непонятном языке минут пятнадцать разговаривал с ним.
Сам он по дороге домой был крайне возбужден и торопился встретиться с отцом. С порога он закричал:
- Папа! Папа! Ты можешь больше не волноваться! Санта Клаус - еврей!!!

Кельтская мифология не знает жестокостей, встречающихся в легендах германцев и скандинавов. Кельтские жрецы — друиды — не только не приносили в жертву людей, но вообще не знали кровавых жертвоприношений. В качестве подношений богам использовались исключительно зерно и плоды. Цивилизация древних кельтов была очень схожа с индийской времен событий "Ригведы" (II тыс. до н.э.). Искусство кельтов было одним из наиболее "продвинутых" для своего времени и в некоторых чертах заметно превосходило греческое. Так, если эллины остановились на натуралистичности изображений, то кельты, умея делать реалистичные скульптуры не хуже греков, создавали абстрактные, даже парадоксальные изображения.

Причиной склонности кельтов к абстракции была глубокая сакральность их культуры. Плиний Старший в своей "Естественной истории" отмечал, что "кельты могли бы поучить магии самих персов". К сожалению, кельтские народы не оставили памятников литературы на своих языках и наречиях. Хотя у них и существовала развитая письменность, но фиксация священных текстов находилась под строжайшим табу. Грамотой пользовались лишь в хозяйственных целях. Поэтому предания кельтов дошли до нас лишь в позднейших пересказах и изображениях на священных предметах, но даже это позволяет довольно точно реконструировать их мифологическую систему.

Именно метафизический, потусторонний мир для кельтов был настоящей реальностью. Мир видимый воспринимался ими лишь как блеклое отражение мира сверхъестественного. Соответственно, земная жизнь трактовалась как испытание, достойное прохождение которого обещало путнику выход из страданий мира людей и демонов, полное слияние со всем и всеми в священном круге гвинфид — кельтском аналоге нирваны. Именно с кругом гвинфид, отражением которого на Земле является круговорот времен года, связано большинство мистериальных обрядов, и главный из них — обряд окончания лета самайн (Samhain), впоследствии ставший прототипом хеллоуина.

Для кельтской мистики наиболее значимыми были поворотные точки, временные и пространственные стыки. Например, время между днем и ночью, граница моря и суши, переход от одного года к другому. Рубеж между старым и новым годом считался наиболее важным. В это время "приостанавливается нормальное вращение Вселенной, временно исчезают границы между естественным и сверхъестественным, магические двери открываются, и все божественные создания и духи мертвых свободно передвигаются в мире живых людей и порой интенсивно вмешиваются в их жизнь" (Патрик Мак Кейн. Кельтская мифология). Празднованию самайна посвящен один из ключевых кельтских эпосов "Разрушение дома Да Дерга", где описывается разрушение и возрождение миропорядка в образе ритуальной гибели короля во время поединка с предводителем темных сил, последующее воскрешении монарха и восстановление миропорядка вещей.

В своих монархах кельты видели не столько воинов и правителей, сколько сакральную высшую власть, свято верили во взаимосвязь королевской династии и общего миропорядка. Символом королевской власти были священные дубы. Мощный ствол с расходящимися от него во все стороны ветвями как нельзя лучше соотносился с кельтскими представлениями об общественном устройстве. Естественно, что в циклическом, связанном с природными явлениями круге кельтских верований пленение короля ассоциировалось с наступлением зимы — царства тьмы.

В ночь с 31 октября на 1 ноября друиды собирались в дубовых рощах на вершинах холмов и жгли костры. Этим они как бы помогали монарху в его непрекращающемся поединке с силами тьмы. Свет костров подчеркивал, что даже в наступающем царстве холода и тьмы все равно найдется место светлым силам, и даже если силы света временно пленяются тьмой, они неизменно возьмут реванш. Ведь тьма — это всего лишь отсутствие света, и поэтому не может быть вечной...

Самайн также был днем поминовения умерших. Ведь в это время перегородки между мирами настолько тонки, что предки могут на время вернуться в мир людей проведать своих родственников. Соответственно, для покойников готовилось угощение, зажигались светильники, освещающие путь в наш мир. А утром друиды раздавали людям угли от
священных костров для разжигания очагов в домах. Огонь самайна считался священным, поддерживался на протяжении всей зимы и гасился лишь в день весеннего равноденствия. Именно самайн положил начало странному обычаю — зажигать на хеллоуин в полых тыквах свечи. Хотя кельты и умели выплавлять железо, но способ добычи был весьма примитивным. Естественно, что железо было дорогим, не по карману большинству обывателей. Поэтому фонари, в которых переносили священный огонь, изготавливались из репы с прорезями для доступа воздуха.

В нашем мире нет ничего вечного. Бесследно исчезают некогда великие народы. Со временем стареют и приходят в негодность самые прочные вещи. Нерушимые идеалы вызывают у потомков лишь смех, ну, может, в лучшем случае, ностальгию о доброй старине... Кельты расселились по всей Европе. Теперь их владения простирались от Дуная до Атлантики и от Италии до Северного моря. Переправившись через Геллеспонт и Босфор в Азию, кельты обосновались на территории современной Турции. Они появились в Испании и на Британских островах. И если бы не гуси, предупредившие галдежом защитников Капитолийского холма об атаке неприятеля, возможно, что против кельтов не устоял бы и сам Рим.

Кельты были уже далеко не теми мирными хлебопашцами, которые тысячу лет назад вышли из дунайских степей. За время скитаний, завоевания новых земель они превратились в жестоких воинов, презирающих смерть. Любой римский полководец мечтал завербовать в свой легион хотя бы нескольких белокурых варваров. Соответственно, изменилась и вера кельтских племен. Как ни странно, но кельтов подвела именно их созерцательность. Так как мир подчинен высшему порядку, все происходящие события закономерны. С точки зрения высшей премудрости, ничего не может произойти без смысла, по простой случайности. Соответственно, кельтские племена нисколько не заботились о том, чтобы оградить свою веру от наслоения чуждых культов. Зачастую они перенимали у своих соседей откровенно варварские обычаи. Триединый бог сменился пантеоном языческих богов. Кельтские мифы населились бесчисленными гигантами, монстрами, феями и эльфами самого разного происхождения, но неизменно враждебными человеку. Вошли в обычай человеческие жертвоприношения. Римские историки отмечают, что в Ирландии на ритуальную смерть обрекалась третья часть здоровых детей, и происходило это каждый год. А все ради того, чтобы выпросить у богов урожай зерна...
По свидетельству Юлия Цезаря, "по их (друидов) мнению, еще угоднее бессмертным богам принесение в жертву попавшихся в воровстве, грабеже или другом тяжком преступлении".

В день зимнего солнцестояния в жертву богам приносились юные девственницы. Им вспарывали живот, доставали внутренние органы и развешивали их на ветвях священных елей. Кстати, вы никогда не задумывались, откуда берет свое начало обычай украшать новогоднюю елку? Справедливости ради стоит отметить, что девушек никогда не приносили в жертву без их согласия. Ритуальная смерть считалась самой почетной, даже выше смерти на поле боя. Желающие находились всегда.

Кельтами завладел страх. Величественные мистерии сменились жертвами рогатому богу охоты и смерти, олицетворявшему собой ранее абстрактные силы мировой тьмы. Теперь в самайн жертвы приносились не высшим силам — как посильная помощь в их борьбе со злом, а самой тьме — с целью вымолить у нее снисхождение. Мужественные воины боялись в ночь самайна выйти из дома. По преданию, в это время феи имели силу завораживать людей и заманивать их на свои волшебные холмы, где те оставались навсегда.

КРЕСТОМ И МЕЧОМ
В середине III века на Британских островах возникли первые общины христиан. Через столетие Англия была официально провозглашена христианской державой. Еще через сотню лет Святой Патрик обратил в христианство жителей Ирландии. Британия до времени нормандского нашествия была одной из самых набожных стран Европы. К VI веку численность монашеских общин становила четверть всего населения страны. Однако не все жители островов радостно восприняли Благую весть.

Поначалу христианство было распространено в основном среди горожан и еще очень долгое время сохраняло сугубо урбанистический колорит. Земледельцев куда больше привлекали приуроченные к природным циклам языческие культы. Многие британцы, внешне приняв христианство, осталисйверны старым богам. Для борьбы с остатками язычества папа Григорий I в 601 г. издает буллу, касающуюся народных верований и традиций, оставшихся с языческих времен. Вместо того чтобы уничтожать насильственным образом языческие верования, папа рекомендует миссионерам использовать их: если невозможно искоренить обычай поклонения священным деревьям, следует посвятить священные рощи Иисусу Христу и Деве Марии и позволять людям молится в них, как и раньше.

Празднование дня Всех Святых приурочивается к 1 ноября, дате языческого самайна. Совершаемая в этот день месса называлась Allhallowmas (месса Всех Святых). А вечер накануне дня Всех Святых соответственно стали называть All Hallowe'en. Естественно, что язычники, невзирая на папский указ, не забыли своих обрядов. Христианские верования просто смешались с языческими, в результате чего получился неповторимый по своей пестроте коктейль.

Так, в Йоркшире языческие празднества приняли форму парада в честь мифического покровителя города Мак Олла. "Командующий парадом" одевался в белые одежды и маску, сделанную в виде головы животного. В Шотландии крестьяне устраивали шествия с факелами через поля и деревни, зажигали на склонах холмов костры, которые должны были отгонять ведьм.

НОВОЕ ВРЕМЯ
Окончательно добила языческие обряды эпоха Возрождения. Новому времени с его культом рационализма были одинаково чужды как кельтские, так и христианские верования. А с присоединением Ирландии и Шотландии к Великобритании кельтский мир вообще прекратил свое существование. Длившееся более двух тысяч лет противостояние англосаксов и кельтов на Британских островах закончилось полной ассимиляцией кельтских народностей. Остатки древних жителей Британии растворились в английской среде. Были забыты старинные обычаи, ушел в небытие сам ирландский язык. Казалось, это уже навсегда.

В середине XVIII века в среде ирландских интеллектуалов возникает движение, преследующее цель — возрождение кельтской народности, а в перспективе — суверенитет Ирландии. Из шкафов вытаскивали на свет запыленные фолианты с древнеирландскими текстами. Пробовали писать на старинном языке прозу, сочиняли стихи. Попытки интеллигенции заставить рядового ирландца заговорить на чужом для него языке не увенчались успехом. Обывателей волновал куда более насущный вопрос: как прокормить семью. Единственное, что удалось сделать "кельтской группе", так это добиться возрождения некоторых старинных праздников в виде фольклорных фестивалей.

Наверное, среди ирландских эмигрантов, наполнивших Америку во время голода в Ирландии в конце XIX века, оказался кто-то из сторонников кельтского возрождения. Он, вероятно, и организовал первое празднование хеллоуина в Новом Свете. Удивительно, но невостребованный в Ирландии фестиваль (в наши дни в Ирландии и Шотландии не отмечают хеллоуин — празднуют лишь день Всех Святых) стал популярным в эмигрантской среде.

По мнению американских исследователей, насыщенный мистикой фестиваль для обитателей трущоб стал чем-то вроде клапана для выпускания пара. С момента своего возникновения празднование хеллоуина приобрело деструктивный характер. Причем речь идет не о каких-либо "невинных" шалостях типа снимания с ворот петель или перевешивания вывесок на магазинах, а о настоящих актах вандализма: порче имущества, эксгумации трупов на кладбищах, осквернении могил, издевательствах над животными и людьми.

Приложили руку к популяризации хеллоуина и сатанисты. Хотя изначально фестиваль был лишен какого-либо мистического содержания, его быстро наполнили чернокнижной мистикой. Благо, ряженье в балахоны и маски демонов вполне соответствуют культурологическим символам сатанизма. Подросток, напяливая маску черта (пусть без всякого умысла, просто поступая так, как все) исподволь привыкает к мысли о том, что участвовать в чернокнижных обрядах — это не страшно. Наоборот, это обеспечивает весьма почетное место в подростковой среде. В результате фестиваль становится отличным местом для вербовки неофитов членами деструктивных сект...

А что же происходило все это время на территории Украины, родине хеллоуина?
Пришедшие на смену скифам славянские племена сохранили мифологическую систему своих предшественников. Сохранился и день чествования мертвых в конце осени. А потом Русь приняла христианскую веру. Церковь никогда огульно не отрицала прежние языческие обычаи славян. Христианство лишь отделяло зерна от шелухи, очищая сохранившиеся у славян отголоски древней, вынесенной Адамом из Рая прародительской веры от налипших плевел язычества. В день праздника мертвых стали совершать торжественные поминальные службы. А после победы Дмитрия Донского на Куликовом поле осеннее поминовение усопших приурочили к субботе перед днем памяти великомученика Дмитрия Солунского, небесного покровителя великого князя. Так древний самайн трансформировался в Дмитриевскую поминальную субботу.

Так что если вы хотите по-настоящему отпраздновать Хеллоуин, совершенно необязательно портить тыквы. Достаточно просто зайти в храм...

ИЗ КЕЛЬТСКОЙ БИБЛИОТЕКИ

Добавлено (04.02.2008, 18:22)
---------------------------------------------
НЕ НАДО БАН! Я НЕ ФЛУЖУ И НЕ РЕКЛАМИРУЮ!

Имя: Анастасия
Псевдоним: Аська
Адрес: Россия, Москва
Пол: Женский
Дата рождения: 06/06/1990
Возраст: 17

Макс: - Как видишь, меня зовут Максим.

Имя: Максим
Псевдоним: Макс
Адрес: Россия, Москва
Пол: Мужской
Дата рождения: 25/05/1986
Возраст: 21

Аська: - Ну вот и познакомились. Я впервые в Интеренете и ещё никого не знаю тут.
Макс: - А как же ты меня нашла?
Аська: - Обычным поиском. Методом тыка. Случайно набрала твой номер, и мне повезло, ты оказался в онлайне.
Макс: - Понятно.
Аська: - Как у тебя дела?
Макс: - Нормально, а у тебя как?
Аська: - тоже ничего. Сессия вот на носу.
Макс: - А ты в каком институте учишься?
Аська: - В МАИ. Это на Войковской.
Макс: - Я знаю
Аська: - А ты учишься или работаешь уже?
Макс: - Учусь. Рядом. В МАДИ на последнем курсе.
Аська: - А я пока первокурсница
Макс: - Сама поступила или за деньги учишься?
Аська: - Сама, я умная девочка…
А ты после института работать по специальности пойдёшь?
Макс: - Нет. Потом в аспирантуру пойду. Дальше учиться.
Аська: - Умничка.
Макс: - ***
Спустя три дня. Вечер.
Макс: - Аська, ты здесь?
Аська: - Угу. Я просто отходила за кофе и бутербродом.
Макс: - С чем бутерброд?
Аська: - С сыром.
Макс: - Любишь сыр?
Аська: - Обожаю…
Макс: - У тебя есть фотки?
Аська: - Да, но их немного.
Макс: - Вышли их мне на мыло maxmax@mail.ru
Аська: - Сейчас.
Прошло 3 минуты
Макс: - Да ты красавица у нас!
Аська: - Спасибо…
Макс: - Не за что! Вышли ещё парочку?
Аська: - А ты мне свои вышлешь?
Макс: - Конечно. Лови.
Прошло 3 минуты
Аська: - Ты тоже симпатичный парень.
Спустя неделю. Вечер.
Макс: - Ну что, как сессия?
Аська: - остался последний экзамен, но он будет через три дня. Макс, мне пришла в голову гениальная идея! Почему бы нам не встретиться после экзаменов? Институты наши недалеко ведь друг от друга!
Макс: - Замечательная идея!
***
Прошло 5 дней. Ночь.
Аська: - Ты ещё не спишь?
Макс: - Нет. Думаю о нашей встрече.
Аська: - Я тоже. А бывает так, что люди познакомились в Интернете, потом встречались, а потом поженились?
Макс: - Да, бывает. Много об этом слышал…
Аська: - А вдруг мы не узнаем друг друга? Ведь сейчас зима…
Макс: - Я буду в зелёном пуховике и в серой шапке.
Аська: - Так ходит большая половина Москвы!
Макс: - Хорошо. Я буду держать в руках красную розу.
Аська: - оки. Я буду в чёрной шубке в белой шапочке и в руках у меня будет пакетик.
Макс: - Договорились. Только ещё не договорились о месте встречи…
Аська: - На Соколе! Он как раз между Аэропортом и Войковской!
Макс: - справедливо. А где там?
Аська: - Знаешь церковь?
Макс: - конечно!
Аська: - А парк за ней?
Макс: - есесно!
Аська: - Давай в этом парке на детской площадке?
Макс: - безлюдное место…
Аська: - конечно! Зато мы сразу друг друга узнаем!
***
Следующий день.
Максим стоял в дешёвом китайском зелёном пуховике, в серой шапке и с красной розой в руках. Было уже темно. Метель. Пять метров – и уже ничего не видно от снега! Было холодно. Аська опаздывала уже на двадцать минут, но Макс упорно стоял. Он переживал за неё, мало ли что могло с ней случиться в такую погоду!
Внезапно он почувствовал, что он не один. К нему явно кто-то приближался.
-Аська! – радостно воскликнул он и повернулся к звуку поскрипывания снега под подошвами.
Раздался смех. Семеро здоровых парней смотрели на Макса и ржали как лошади. На вид им было лет по 16. Макс растерялся. Они могли причинить Аське вред. Один из парней с бутылкой пива в руках подошёл поближе к Максу и произнёс:
-По**аться с Аськой пришёл, га**он очкастый?!
Последовал дружный смех. Максим непроизвольно сглотнул слюну:
-Что вы с ней сделали?
Смех, вроде бы затихающий, стал ещё громче:
-Придурок, никакой Аськи не существует! Это мы над тобой, му**ком прикалывались! И сюда позвали, чтобы на тебя такого "умного" посмотреть…
Макс изменился в лице, развернулся и пошёл в другую сторону, но был сбит подножкой. Макс упал в снег, но успел обхватить парня и свалить его. Роза упала и была смята телами. Макс быстро ударил парня в лицо, и тут подбежали остальные. Последовал удар тяжёлым ботинком "Гриндерс" в спину. Удар в голову. Что-то тяжёлое опустилось на ухо, был разбит нос и снег окропился кровью. С трудом Макс поднялся и побежал. Один из парней прыгнул ему на спину, свалив на снег опять. Последовали удары кулаками. У кого-то из избивавших парней был кастет. Макс выплюнул осколки передних зубов. Глаз заплыл и не открывался. По спине последовал удар какой-то палкой. Голоса, казалось, рождались в самой голове:
-Ладно, х*й с ним. Пошли отсюда…
-Он кажись сознание потерял…
-За х*й он Серёге в е*ало стукнул?
-Б*я, пошли скорее, замёрз я… Водяры возьмём и ко мне… Предки в гости свалили…
Прошло 40 минут.
Красная роза лежала в лужице крови на белом снегу. Цветочек ICQ Макса в списках контактов его друзей тоже навсегда стал красным. Как роза. Роза для Аськи.

Добавлено (14.02.2008, 03:10)
---------------------------------------------
Цифра
- Добрый вечер, абонент ”2115 ”, пожалуйста…
Шуршание эхом отозвалось на его слова и тихо, где-то очень далеко, прозвучало…

- Говорите…
- “Привет! Я хочу увидеть тебя, последнее время мои мысли были заняты тобой…
Я не могу спать.… Везде жду и выглядываю тебя…. Пожалуйста, позвони мне.
Давай встретимся. Пожалуйста. Мой номер прежний – 365-15-97. Я жду”.
- Это всё?
- Да. Пожалуйста, продублируйте это сообщение.
- Хорошо. Всего доброго.
- Спасибо.

Опустив трубку на рычаг, молодой парень тяжело вздохнул…

На оконном стекле мигнуло его отражение: высокая, спортивная фигура, темные волосы, челка, слегка небрежно прикрывающая глаза… Веселый. Красивый. Эгоист.

Что же я сделал? Что я сделал с ней?
Минуты ожидания плавно и мягко перебегали в часы…. Время шло. Оно тянулось и летело, мчалось на крыльях…

Куда?
Бесцельно начав ходить по комнате, он стал вспоминать…
Как будто каждый предмет в этой квартире дышал ей…
Как же я раньше не заметил?
… Вот она стоит у окна, опираясь на подоконник, и пытается увидеть, куда уплывает
это смешное, пушистое облако…
Поворачивается ко мне и улыбается.… Улыбается как-то особенно. Глазами и сердцем.
Так никто никогда мне не улыбался.
… Вот она смеётся и ловит, улетающие в свой мир, мягкие белоснежные снежинки.
Маленькие и большие. Разные. Красивые.
… Или рисует, сосредоточенно сдвинув брови. Рисует смешную, улыбающуюся мордочку на снегу…
… Она всегда говорила, что каждое мгновение – особенное. Что нужно уметь беречь
и ценить такие моменты.

В комнату забежал кот. Вернее это был маленький пушистый котёнок. Он был
очень-очень похож на неё. Такой же смешной и нежный. У него были огромно-синие
ласковые глаза.
… Когда мне становилось грустно или что-то тревожило меня – она как-то умела
доказать мне, что всё будет хорошо. Мне было странно, но я ВЕРИЛ ей.
И ощущение, что кто-то разделит с тобой следующую минуту, было сказочным.
… Она считала, что мне очень подходит синий цвет, я улыбался, глядя на неё,
и мне было интересно, как она докажет это. А она не доказывала. Она просто считала,
что мне подходит синий цвет, и удивлялась, почему я этого не замечаю…

Телефон молчал, и от этого сильно болело сердце.
… Она просила никогда не обманывать её. Ей была важна Правда. Горькая. Любая.
Настоящая.
Я не оправдал той надежды, которая светилась в её глазах, глазах, которые
умели сиять и улыбаться…
Однажды, уехав в другой город на несколько дней, я забыл как мне дорога её улыбка
и как тепло становится на душе от прикосновения её маленьких ладошек… Забыл. Заигрался.
Я изменил ей.
Когда я вернулся, то решил ничего ей не говорить. Решил, что она не узнает.
Решил обмануть.
Но она чувствовала своей хрупкой детской душой то, что что-то произошло.

Она знала своей женской натурой, что это измена.
Она спросила и посмотрела на меня, прямо в глаза, в душу, но я не смог рассказать.
Мне почему-то показалось, что я смогу соврать ей.
Соврать смог. Но она не поверила. Если бы я сказал, если бы был искренен, то
она бы простила.
Она ушла. Тихо.
Чуть позже я написал ей записку, в которой извинялся за доставленную боль, не
отрицал и измену…
Записку всунул ей в дверь, не позвонив, хотя знал, что она дома.
Потом я решил, что она не достойна меня и начал вновь жить…
Жизнь плескалась и искрилась, было много музыки, пива, разного рода развлечений…

Сначала мне показалось, что я был в каком-то помутнении, решив извиняться
и оправдываться перед этой девушкой, но затем всё чаще и чаще мне хотелось
увидеть её. Просто. Где-нибудь. На улице. В магазине. Просто заглянуть в её глаза
в серебряном ободке…
Где-то резко и противно зазвонил телефон…
Телефон! Это она! Точно!!!
- Здравствуй!
- Здравствуй!
- Знаешь, мне на пейджер пришло сообщение с просьбой позвонить по этому
номеру.
- Да, это я сбрасывал.
- А ты кто?
- Это твой пейджер?
- Да. Я недавно его купила.
- Кто продал его тебе?
- Какой-то парень, по объявлению…
- А почему продал, не сказал?
- Сказал, что этот предмет причиняет много боли.
- Кому?
- Ему. Он сказал, что девушка, которая раньше владела им, недавно погибла и …
- ЧТО?
- Он сказал, что этот пейджер…
- Нет, я слышал. Что случилось с девушкой, которая раньше владела этим пейджером?
- Она погибла, кажется, попала под машину. Кто ты?
- А когда?
Что-то черное липкое и слепое залепило его глаза, и он не мог больше видеть, не
мог дышать. Не мог говорить. Он больше не мог жить.
- Я не знаю. Я больше ничего не знаю. Да кто ты, наконец?
- Я – дурак. Я тот, кто сам отпустил свою белую мохнатую птицу с глазами в серебряном ободке…

Гудки гулким эхом отзывались в комнате…
Котёнок забрался к нему на колени и свернулся клубочком. Парень чисто механически
запустил ладонь в его мягкую пушистую шёрстку. Тепло. Тепло здесь, на животике
этого маленького ласкового создания, а вокруг, во всем этом огромном мире, вдруг
резко похолодало. Замёрзло сердце, и застыли в глубине души слёзы…
Котёнок замурлыкал и заворочался, а потом посмотрел на него глазами, полными надежды и нежности…

Что-то невозможно большое заглотило душу этого человека…. Он попытался
проснуться, но не мог. Нельзя проснуться, когда не спишь.
Ему показалось, что весь мир только что сложился на его плечи. Все горести и вся боль. Всё одиночество и пустота.
Нельзя просто описать это состояние.
Как в немом кино перед его глазами завертелись картинки из чудесного фильма…
Она улыбается. Она хмурится. Она серьёзно что-то доказывает, а потом начинает
весело смеяться и как-то тепло становится от её смеха. Она задумалась. Она что-то
пишет. Она смешно поднимает бровь. У неё глаза сияют.
ОНА ЖИВЁТ!!!

Было уже поздно, но ему не хотелось спать. Он открыл окно, впустив морозный
воздух, и курил, курил, курил…. Курил, хотя обещал ей этого не делать.
Он решил, что утром обязательно сходит к её родителям и брату…
Ему нужно знать, где она теперь…

… Позвонив ещё несколько раз, он отошёл от двери…
Сколько раз я провожал её? Сколько раз целовал на этой площадке?
Сколько раз она встречала меня счастливой улыбкой и сиянием глаз?
Немного…, но это были очень яркие мгновения, о которых никогда не забыть…
Ему почему-то хотелось дождаться кого-нибудь, во что бы то ни стало…
А пока он решил сходить туда, где они часто бывали вместе…
Скрипя по свежему, рассыпанному по земле, серебру он вспоминал как они
играли в снежки, словно маленькие дети…
Проходил там, где они часто назначали встречу. Ему показалось, что она
смеётся где-то рядом.… Обернувшись, он увидел убегающую и смеющуюся девчонку,
а за ней – весёлого парня.… Не она. Как-то горько и безумно больно стало от
сознания, что это не она…
Сидел и курил на лавочке, где они о многом рассказывали друг другу…
Видел убегающие вдаль серые облака и вспоминал, как она смеялась и
кружилась под падающими, резными хлопьями снега…
Кое-где уже зажглись фонари, и ему захотелось сходить на аллею, которую они
оба очень любили…

Облокотившись на дерево, он заплакал. Нет, не было безумных солёных
потоков. Просто рыдало и разрывалось его сердце, и кричала от боли душа.
Где-то впереди шла девушка. Она выходила из темноты, медленно идя по аллее
и проходя под светящимися жёлтыми фонарями…. Она шла…к нему.
Наверно что-то спросить или узнать. Только не сейчас. Почему именно он?
Вокруг же много людей! Он был не в состоянии что-либо говорить и кому-то
что-то объяснять.

Девушка шла, а он достал сигарету и закурил…
- Ты же обещал, что постараешься бросить…
- Ты?!! Я думал…. Мне сказали….
Сигарета выпала из его дрожащих рук, упала на белый снег и не потухла.
Огонёк светился в темноте, как единственное спасение, как маяк, как маленький
светлячок, как надежда на счастье…
В глазах повисли радость и страх, страх проснуться…. Проснуться и понять, что
она – лишь сон…. Но нельзя проснуться, когда не спишь….
Облегчённо вздохнув и выпустив в яркое вечернее небо, с подмигивающими
звёздами, облачко прозрачного пара, он прошептал одними губами: ”… Оператор
ошибся!..”.
Перед ним стояли и слегка улыбались глаза в серебряном ободке